Память Бесценна

Пришел я как-то к Бархату в гости, это друг мой коммерсант, казах. Хороший мужик, абсолютно без образования, но всегда при деньгах. Честно признаюсь, что забегаю к нему на часок не только для теплого, дружеского общения, а ещё, чтоб пожрать вкусняшек на халяву. И вот сижу ем, а он вытаскивает из папки А4, какую-то акварель, тычет мне в лицо и говорить: «Скажи, что ты видишь?», - а у самого глазки так и ликуют, и морда такая довольная, довольная. Гляжу. Рисунок, как рисунок. Лето, тихий переулок, джида у забора, под ней собака с высунутым от жары языком, - в общем, ничего особенного, такое на старом Арбате намалюют за полчаса, и продолжаю свой кусок пиццы дальше в рот запихивать. И тут он говорит, за сколько это купил. В тот день я родился заново дважды, сначала от возмущения чуть насмерть не задохнулся куском пиццы. «Бархат, - ору на него, - ты дебил?». Конечно, я знал, какими деньгами он шмаляет за картинки, но не до такой же степени…. И снова ору, окончательно забыв про вкусняшки: «Да тебя развели как лоха!». Теперь меня уже бесила мысль, что такие богатства достались не мне. А он меня за плечи стиснул, крепкий зараза, и умиленно так продолжает: «Ваня, Ваня, успокойся…. Ты посмотри, это же наша улица, помнишь? Вот здесь мы кур соседских ловили на удочку, а тут китайцы жили, мы лазили к ним за персиками, помнишь?» И тут на меня нахлынуло. И правда, это же моё детство пролетело, возле этой джиды, которую потом спилили, чтобы не мешала проводам, и у китайцев постоянно терлись какие-то собачки. Бархат говорил ещё что-то, но во мне уже бушевали переживания от воспоминания своих ребячьих мироощущений. Накопленный за неделю стресс, жара в доме, выпитый коньяк и тысячи воспоминаний вмиг, и чувство обиды, что это уже не вернется никогда. Никогда мамка не треснет меня мокрой тряпкой по худеньким обгоревшим плечам, одновременно пряча улыбку, и сердито сдвигая брови. Никогда, я не лопну от гордости, проезжая в первый раз за рулем новенькой шестерки на коленях у папки, который щекочет мне бритый затылок, своим небритым подбородком. И ещё много чего «никогда», пережигали сейчас внутри меня, накопленные душевные токсины.
Я сидел, отвернувшись от Бархата к окну, тихонько пускал слезу, и делал вид, что рассматриваю что-то там. Бархат, тоже в тишине, курил и терпеливо ждал, делая вид, что всё ничего. Никогда мы с ним не попадем в этот переулок, потому что его давно уже закатали в асфальт, а вокруг насадили высоченные многоэтажки. Вот так, неожиданно, у маленького акварельного рисунка, ставшего вдруг безценным, появились преданные ценители никогда не понимавшие, чем отличается стиль от жанра.